Обозревая литературное «пространство» 2000 — 2010- х гг., среди многочисленных жанров современной отечественной литературы обнаруживаем заинтересовавший нас жанр — филологический роман (иначе говоря, филологическую прозу).

Чтобы сориентироваться в жанровом «многообразии», воспользуемся англоязычными терминами fiction и non— fiction,согласно представлениям западного литературоведения, исчерпывающими «разнообразие видов» изящной словесности. Увлекательнейшие произведения современных литературоведов (Александра Гениса, Николая Переяслова, Дмитрия Быкова и др.), по англоязычной формуле, принадлежат non— fiction, то есть поистине необозримому «материку», на котором давно «с комфортом» расположились  такие популярные жанры, как эссе, дневники писателей, письма, путевые заметки, научно – популярные произведения и тому подобные «вещи». Всё, перечисленное выше, относится к «изящной, но небеллетристической словесности» (А. Генис).

Для характеристики филологического романа А. Генис использует развёрнутую метафору. В привычном романе (например,  биографическом) воссоздаются, пересказываются мысли, чувства персонажа (к примеру, выдающейся личности). При этом выстраивается нечто «целое» (история души, «храм души») — автор романа долго и тщательно собирает сюжет, как разноцветный «ковёр». В филологическом романе автор – литературовед не собирает «нити» воедино, а наоборот, «распускает ковёр, который   с таким искусством и усердием соткал автор. Зачем?»

И, действительно, зачем? Обратимся к книге «Частный случай: филологическая проза» (2009) , в которой А. Генис проявляет подлинное  мастерство в деле «распутывания ковровых узоров».  Возможности «свободного жанра»  — филологического романа представляются автору «особенно соблазнительными», ибо задачи жанра счастливо совпадают с читательским ожиданием. Аргумент А. Гениса: современного читателя волнует «не уникальное произведение», а «уникальность творческой личности», с неповторимым, исключительным духовным опытом. Речь идёт об Авторе. Его – то и нужно постигать. Рядовому читателю это не под силу.  Литературовед поможет отыскать «след, оставленным автором». Филологическую прозу А. Генис посвящает Довлатову, Бродскому, Вен. Ерофееву, Саше Соколову и некоторым др. «След, оставленным автором», вполне материален. Только присутствие автора делает произведение неповторимым – ведь за многие сотни лет существования сюжеты в художественной литературе стали повторяться.

Филологический роман запечатлевает «след» души автора: по А. Генису, «душа …помещается между т е л о м  и  т е к с т о м». Таким образом, данный жанр является разновидностью документальной литературы, ибо  задача филологического романа – создание «фотографии души».

            Филологический роман рассчитан на современника – человека, имеющего читательский опыт (прочитанные книги из русской классики, по школьной программе, как минимум). Авторы — филологи незримо вступают в диалог по насущным вопросам культуры в России начала ХХI в. Иногда точки зрения совпадают, иногда расходятся… Обычно специалистов тревожит засилье жанров массовой литературы, появление обслуживающей «ведомственной литературы» (произведения, которые служит определённому ведомству, диктующему «тематику, границы конфликта и саму идею»). Игорь Золотусский ещё в книге «Крушение абстракций» предупреждал об опасности бесконтрольного распространения «заказной» литературы. В истории литературы, как и в истории страны, есть повторения. В начале Х IХ в. тоже была «массовая, заказная литература».

Приведенные И. Золотусским примеры поражают! Расхожие популярные фабулы словно бы никуда и не уходили из «народных» произведений! Популярные авторы всегда брали на себя функции: «развлекать» и «воспитывать» публику. «Когда читаешь «Ивана Выжигина» [Фаддея Булгарина — современника А.С.Пушкина— М.Б.]- этот шедевр массовой  беллетристики, — не можешь отделаться от впечатления, что листаешь современный роман. Тот же герой из народа, родившийся чуть ли не на одной подстилке с кудлашкой [от слова «кудлатый»; имеется в виду лохматая, неухоженная собака неопределенной породы— М.Б.]. С помощью ума и силы он выходит в люди, побеждает своих врагов, женится на красавице, и вдобавок оказывается, что вовсе никакой не простолюдин, а состоит в родстве с князьями Милославскими. Этот патриот и солдат, выходец из третьего сословия, которое автор противопоставляет заевшимся аристократам, встречает на своём пути плутов и хороших людей… — всё есть в этих романах  — и социальный оптимизм, и ставка на народ…и перекрещение героя с историей…»(И. Золотусский)

Литературовед Н. Переяслов, как и другие авторы филологических романов, констатирует «повторяемость»  явлений культуры, однако он не чувствует «угрозы» — «нашествия» зарубежных переводных романов, а также отечественных (детективов А. Марининой, Н. Леонова, П. Дашковой,  Д. Корецкого и прочих). Н. Переяслов опирается на идеи гениального Виссариона Белинского. В статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» Белинский отметил приток в русскую литературу переводных французских романов, но, поскольку они были вне русской литературной традиции, то, соответственно, не могли рассматриваться – ни как достижение отечественной литературы, ни  как её трагедия…Для Белинского, по мнению Н. Переяслова, вообще не имели литературного веса не только  французские романы, но и детективные отечественные: «хорошо изложенное следственное дело, имеющее романический интерес, е щ ё  н е  е с т ь   р о м а н».

              Мы согласны с автором филологического романа «Прозрения и заблуждения «Неистового» Виссариона (Белинский и современность)» Н. Переясловом, что размышления Белинского о судьбе отечественной словесности в 1847 г. касаются и нас – живущих в ХХI веке! 

Бедрикова Майя Леонидовна – доцент кафедры языкознания и литературоведения института гуманитарного образования, кандидат филологический наук, доцент.