«1917 год: антимонархическая революция или новое прочтение старого принципа?»
В конце июня 2017 г. в редакции сайта «Терра Литература» прошла встреча с доктором исторических наук Андреем Геннадьевичем Дорожкиным. Вопросы гостю задавала редактор сайта «Терра Литература» — к. филол. н., доц. Майя Леонидовна Бедрикова.

М.Л. Бедрикова: Уважаемый Андрей Геннадьевич! В 2017 г. на сайте «Терра Литература» были опубликованы статьи к 100 – летию русской революции 1917 г. Специально для наших читателей на вопросы редакции ответили д. ист. наук, проф. Ю.Д. Коробков, историк, журналист А.Чуриков. Хотелось бы услышать Ваше мнение – авторитетного ученого, изучающего феномен русской революции. Полагаем, что Ваша точка зрения на события столетней давности будет интересна нашим читателям, всем, кто интересуется историей России ХХ в.
    — Каков взгляд современной историографии на русскую революцию 1917г.?

А.Г. Дорожкин: В отечественной публицистике и историографии, особенно последнего времени, распространено представление о революции 1917 г. как едином целом. При этом обычно акцентируется внимание на взаимосвязи между февралем и октябрем 1917 г., преемственности между ними. Существенно, однако, принимать во внимание и принципиальные различия между двумя переворотами, их неодинаковые последствия для России, в т.ч. с учетом долгосрочной перспективы.

М.Л. Бедрикова: Андрей Геннадьевич, прозвучало слово «переворот» по отношению к февралю и октябрю 1917 г. Это отражает официальный взгляд на данные исторические события?

А.Г. Дорожкин: Рассмотрение первого из этих переворотов в качестве «революции» принято в исторической литературе априорно. Попытки доказать, что в феврале-марте 1917 г. в нашей стране произошла действительно революция не предпринимались до сих пор (ни в советской, ни в эмигрантской, ни в постсоветской историографии). Между тем, требуется прояснить: где и в чем произошло в марте-октябре 1917 г. движение России вперед по сравнению с предшествующим периодом? Чем объясняется быстрое крушение «февралистского» режима, провозгласившего идеи «свободы и демократии» и обвинявшего свергнутый режим за абсолютистский (самодержавный) его характер.

М.Л. Бедрикова: Андрей Геннадьевич, в статье «1917 год: антимонархическая революция или новое прочтение старого принципа», говоря о причинах крушения «демократического эксперимента» в России в 1917 г., вы опираетесь на идеи немецкого социолога начала ХХ в. М.Вебера.

А.Г. Дорожкин: Мы согласны с аргументами М.Вебера. В России кануна и 1905, и 1917 г., в отличие от Западной Европы, отсутствовали необходимые условия. Не было ни среднего класса – социальной основы и опоры буржуазной демократии (своего рода связующего звена между буржуазией и народными массами), ни сколько-нибудь укоренившейся в массах системы буржуазных ценностей, ни должного общественного признания, поддержки предпринимательской деятельности. Достаточно вспомнить хотя бы подачу образов купцов и промышленников великой русской литературой ХIХ – начала ХХ вв.! В таких условиях было, как минимум, преждевременно, ставить сам вопрос о переходе к либеральной демократии – было совершенно неясно, на какие силы она будет опираться. Между тем, цель буржуазной революции (в противном случае нет оснований о ней говорить) – это как раз буржуазно-демократическое политическое устройство.

М.Л. Бедрикова: Андрей Геннадьевич, но ведь Вы писали, что «де- юре Временное правительство обладало значительно большей властью, нежели царское»?

А.Г. Дорожкин: Это так. Однако насущные задачи не были и не могли быть решены во время так называемой «февральской революции» 1917 г. Эта «революция» породила только анархию и хаос внутри страны, привела к развалу фронта и тыла. Де-юре в руках временных правителей сконцентрировалась вся полнота власти. Государственная дума и Государственный совет (с ними по конституции 1906 г. делил законодательную власть император), исчезли, а новых представительных органов, которые ограничивали бы власть правительства, конституировано не было. Не было в марте-октябре 1917 г. и самой конституции, хотя бы временной. Но если это так, насколько правомерно говорить о «свержении самодержавия», если иметь в виду сам принцип централизованного авторитарного руководства? Не будет ли правильнее утверждение, что на смену прежнему самодержавию, вернее, уже «полусамодержавию», пришло самодержавие под революционной вывеской?

М.Л. Бедрикова: Итак, в феврале 1917 г., по — Вашему, на смену прежнему самодержавию пришло самодержавие под революционной вывеской? В таком случае, как Вы трактуете установление власти большевиков?

А.Г. Дорожкин: Чтобы предотвратить начавшийся в условиях хаоса распад России, после октябрьского переворота большевики вынуждены были решать задачи не столько коммунистического строительства, сколько удержания власти и сохранения единства страны. То есть большевики выступили и революционерами, и своеобразными реставраторами одновременно. Таким образом, речь здесь идет о преодолении «февральского наследия»: большевики, отбросив присущие царскому режиму сословные ориентиры и традиции, фактически сохранили и усилили самодержавный принцип централизованной авторитарной власти.

М.Л. Бедрикова: Андрей Геннадьевич, Вы прояснили свою точку зрения на события 1917 г. Тем не менее, сказанное выше, в свою очередь, порождает немало вопросов. Пожалуйста, уточните, суть Вашей концепции.

А.Г. Дорожкин: Укоренившийся в науке взгляд на устарелость самодержавия к началу ХХ в. нуждается в серьезнейшем уточнении: самодержавие устарело лишь в той части, в которой оно было выразителем интересов деградирующего и теряющего свои позиции отечественного дворянства, но отнюдь не в качестве самого принципа авторитарного руководства.

М.Л. Бедрикова: Андрей Геннадьевич, большое спасибо за интересное интервью! Мы будем рады встретиться с Вами вновь на сайте «Терра Литература»!

Бедрикова Майя Леонидовна – доцент кафедры языкознания и литературоведения института гуманитарного образования, кандидат филологический наук, доцент.

Дорожкин Андрей Геннадьевич – доктор исторических наук, профессор МГТУ им. Г. И. Носова