«Если бы даны были всем глаза, лишь одно железное сердце вынесло бы весь ужас и загадочность жизни…» (А.М. Ремизов) 

Темнота. Холод. Дрожь. Страх и бессилие. Отчаяние и злость. Тем, кому снятся кошмары, знакомы эти ночные гости, от которых кровь стынет в жилах!

Видеть кошмары – мучительно и  неприятно, рассказать о своем кошмаре – тяжелее вдвойне, и не потому, что ужасные образы, встающие перед мысленным взором, терзают тебя, а потому, что не можешь передать словами кошмарную «реальность».

От словесной немоты спасает книга – не любая, а только одного автора, умеющего соткать липкую паутину кошмара из амальгамы жизни и снов, – Алексея Ремизова.

В мире Ремизова удушливый туман обволакивает человека. Читая ремизовские рассказы и романы, ты не чувствуешь воздуха, почти задыхаешься. Перед тобой проходит вереница образов, леденящих душу: добродушный и глупый монах – развратник, о. Гавриил, жадно пожирающий нечистоты; студент – самоубийца; лакей по прозвищу Прометей, который занимает в Зоологическом саду «какую-то нечистую и тяжелую должность при слоне»; «тараканомор» Павел Федорович, «пес сопатый», убивающий женщин; мелкий похотливый чиновник Волков, который  лишает жизни свою жену и собачку благоверной; веселый зубоскал и гримасник Бородин – мертвец среди живых… И так – в каждом произведении, на каждой странице –  без начала и конца.

А.М. Ремизов изображает темные стороны жизни, воспринимаемой как кошмар, при этом настаивает на единственности данной картины мира. К. Чуковский писал: «Положительно можно сказать, что нет на свете такой мерзости, которой не написал бы Ремизов <…> Он, как никто в нашей литературе, умеет передать читателю это свое чувство вселенской тошноты, мирового головокружения  <…> внушает нам, что весь мир кружится вместе с ним в такой же вакханалии и что эта-то вакханалия и есть обычное состояние мира».

Бездуховная жизнь уподоблена  кошмару:  жители провинциального Студенца в повести «Пятая язва» подчинены животным инстинктам, они беспробудно пьют. Старец Шапаев «блудом лечит». Сквернословие, чревоугодие, прелюбодейство, убийство, грабеж, разврат – все это обыденные явления студенецкого существования, ужасы которого граничат с инфернальными.

Страдают в муках крестовые сестры и братья – обитатели Буркова двора («Крестовые сестры»): словно «какие-то паразитические насекомые гадят и кишат», они захлебываются и тонут в гримасном кошмаре. Это жертвы господствующих инфернальных сил – Лиха-Одноглазого. «Изморил он беду свою, пустил ее, голодную, по земле гулять, и, Одноглазый, своим налившимся оком косо посматривает из-за облаков с высоты надзвездной, как в горе, в кручине, в нужде, в печали, в скорби, в злобе и ненависти земля кувыркается и мяучит Муркой…».

В вакханалии пьяного угара корчится Кудрин («Новый год»). Любовь гимназистки Ати («Царевна Мымра») к Клавдии Гурьяновне осмеяна, опошлена: Атя узнает всю правду о своей «царевне Мымре», оказавшейся продажной женщиной.

Вся эта «ерунда на постном масле», чепуха, бестолочь, дичь, ералаш, кавардак, топотня, «неистовство дьявольских сил» – формы кошмара, сконструированные художником «Серебряного века» А. Ремизовым.  Ни у одного писателя нет такого количества «снов»! По словам Р.В. Иванова-Разумника, ремизовским персонажам «не столько спится, сколько снится, и все сны их – сплошной, мучительный кошмар». «Приснились Пташкину красные раки, будто ползут на него живые красные раки и загребают клешнями, хотят его съесть» («Казенная дача»). Стратилатову («Неуемный бубен») снятся такие дикие сны, что «нападает на него невыразимый ужас», и у него от ужаса «само нутро кричит».

Оттенки страха (боязнь, испуг, ужас, трепет, дрожь) психологически объемно представлены в произведениях писателя. К. Чуковский называет Ремизова «тонким виртуозом всяческого страха, всякой пугливости»: «он сам так умеет бояться, он изведал весь страх до конца, – от мелкого ночного кошмара до необъятного вселенского ужаса».

Вереница потерянных душ дополняется странными, фантастическими сущностями. Страх пробуждают полусущества – полувещи: маленький чудомор, уродыш, озябыш, таинственный ведунок, лохматый, шершавый недотепа, домовые и домовихи, облом, костолом, кожедер, тяжкун, глатун, хитник, лядащик, голохвост, ярун, шпыня, куреха, шептун, шептуха… И все они – порождения сознания Ремизова, «продукты» его колдовской кухни.

Вместе с автором читатель боится, чтобы Буроба не взяла мешок, Болотница не вынула румянец из белого лица, чтобы не испортила Навозница скотину. Ужас навевает Крикса-Варакса, скачущая по крутым горам, лазающая по огородам, отрезающая хвосты собакам; черти, щекочущие до смерти. В ремизовских произведениях перемещаешься из одного кошмара в другой, пытаешься из бессознательного сновидческого состояния вырваться наружу, но и в реальности все повторяется. От читателя Ремизов требует того же, чему научился сам, – умения наслаждаться страхом, ужасом, способности пребывать на грани сна и бодрствования, требует серьезной веры и шутки, колдовства и игры, остроты переживания страха и наслаждения.

Перед нами феномен: уникальная поэзия страха, особая эстетика, прихотливая ткань художественного пространства А.М. Ремизова, в котором трудно решить, что непрогляднее – сон или явь? Что более зловеще – реальность или грезы ночи? Что фантастичней – реальное событие или провалы сонной души?

Калимуллина Екатерина