«Моя армейская Одиссея, или Дом, где меня нет»

ОТ АВТОРА

 Начинал я писать (собирать) свой дневник с первых дней службы до последних. Есть «НО»: на определенном этапе я утратил интерес к традиционной дневниковой форме — и тогда дневник (как бумажный носитель) стал для меня хранилищем наблюдений, ляпов, увиденного, услышанного и т.д. Для меня в этом дневнике (или дневниках — не знаю, как будет точнее) есть некоторые трудные моменты жанра (собственно из-за них реализация замысла затянулась надолго). Во-первых, писал несистематично, так как время и возможность, чтобы вести его, были далеко не всегда, — что естественно для армейского образа жизни, но это не главное… Главных трудностей две: писал на чём придется — в тетради, на обрывках, листочках. Что-то сохранилось лучше, что-то хуже: записки были со мной и в зной, и в стужу, под солнцем и дождем. То, что переписал еще в армии, сохранилось хорошо. Теперь же приходится собирать по датам, благо они есть. Во-вторых, самая большая трудность в работе – то, что язык записей «не очищен». Местами грубоват, но это отражение армейского быта. В тех местах, где я привожу живую армейскую речь, устное армейское творчество, включаются элементы специфического фольклора: сленг, отдельные слова, имеющие в армейском быту необычное толкование, байки, враки и просто небылицы. Меня не смущает то, что в некоторых местах я наивен, где-то кажусь себе глупым, а сказанное мной когда-то выглядит корявым. Писал для памяти, для того, чтобы когда-нибудь потом открыть, прочитать, вспомнить и посмеяться, а где-то и погрустить, да и вообще, — ЧТОБЫ БУКВЫ НЕ ЗАБЫТЬ! Отдаю свои записи на суд читателю. Пусть читатель прочтёт их такими, какими они сложились несколько лет назад, в период моей армейской Одиссеи.

Записки из лагеря «Лысая Улыбка»

7 июля 2010. Писать было лень, хотя и задумывался об этом. Начну по порядку, постараюсь вспомнить и записать все прошедшее.

Кроличья нора.

И загремел я под фанфары на целый год. Срок, конечно, небольшой, но уж очень долгий, в чем я вполне смог убедиться. Так всегда бывает, когда считаешь дни, часы минуты. Время…Мы не знаем о нем ничего, но научились отсчитывать…

Автобусы мчались по расхлябанной дороге… Сержант во всю свою лужёную глотку, пытаясь перекрыть стоящий шум, горланил что-то бодрое и веселое – подбадривал, но при этом не забывал корчить страшные рожи: «Добро пожаловать во взрослую жизнь! Теперь вы в армии!»

Как будто мы не жили до тебя? Как будто жизнь началась с этого момента? Как будто все, что было «до» – один большой обман? Сижу в конце второго автобуса, на заднем сиденье, трясет нещадно, особенно на ямах.

Вообще-то, автобус шел первым, но на последней остановке, когда всем стало ясно, что сержант сопровождения из второго автобуса менее или, наоборот, более трезво взирает на мир, то решено было поменять автобусы местами. Что называется, для придания всей колонне благонравного вида и сокрытия некоторых пустяков.

Стоял июнь месяц – красота! Теплый и солнечный день только начинался, но был безнадежно испорчен общим унынием призывников. Полная безнадега, но кто-то еще мог радоваться! Это наш сержант и еще пара-тройка оптимистов, наивно полагавших, что вскоре их ждет что-то хорошее – добровольцы.

Наконец-то добрались до пункта К… Вот и КПП. За последним автобусом закрылись железные ворота. Конец, и «добро пожаловать». Высокий, глухой забор, с обязательным украшением наверху – колючкой.

«Выходим из автобуса и строимся по двое»,  – сообщил нам невидимый голос. И началась процедура досмотра. Первым делом изъяли все сигареты, затем очередь дошла и до съестного, которое, как ни странно, изымалось – нельзя.

Официальные процедуры завершились, и мы дружным строем потопали на плац, где нас дожидался капитан. В течение часа он толкал нам вдохновенную речь: что-то объяснял, рассказывал, пугал и просто шутил. Честно говоря, не знаю, о чем, — я его не слушал, было как-то не до того… Сознаюсь, что «неслушанием» неоднократно «грешил» и позже. Наконец, наши личные дела были торжественно переданы, а мы отпущены на все четыре стороны. Да здесь особо и не разбежишься: весь внутренний двор, газоны – все было «залёжено» призывниками. Даже на плацу сидели уже переодетые и ожидающие отправки.

С горем пополам, найдя свободный клочок, мы устроились как смогли и начали знакомиться. И наступило время рассказов, несбывшихся надежд, глупостей и, разумеется, сплетен. «Сильный пол» еще как до них охоч, особенно, если заняться нечем – с безделья, а уж нехватку сведений с лихвой компенсирует воображение!

Потянулись «армейские» будни. Построение на завтрак, обед, ужин, построение на поверку, просто внеочередные построения – по приказу. Ну а все остальное время призывники были предоставлены сами себе. Тогда мне казалось, что это были самые долгие дни в моей жизни, они могли бы претендовать на это название, если бы не … Но об этом позже.

Три дня в К… О чем только не было переговорено, каких только слухов не выслушано! Три дня, точнее сказать, три ночи. Почему? Наверное, потому, что они запомнились мне больше всего.

28 июня. Приехал в К… О чем еще сказать? Весь день провалялись в парковой зоне, на траве. Ночь в казармах по три.

29 июня. В шесть часов подъем. Снова весь день залёживали газон. Поставлены на пищевое довольствие. Лучше бы не ставили. Местный буфет поразил своим «изобилием»… Снова ночь в казарме по три.

Валет

В половине десятого, незадолго перед отбоем, зашевелились «заградотрядовцы». Иначе я не могу их назвать. В К…, как и в других призывных пунктах, хозяйственные работы выполняют срочники — хозяева жизни, местной жизни. Заботит их только одно – как бы не лишиться непыльной службы.

Собрали, построили, до постели проводили – сама заботливость. Вот тогда все и выяснилось. Старых казенных двухъярусных кроватей на порядок меньше, чем желающих ими воспользоваться. И пошло веселье! Мы оказались счастливей, спали втроем на двух кроватях – валетом. Конечно, были и те, кому повезло больше. Этим счастливцам не пришлось ни с кем делиться.

Ни о каком сне речи идти и не могло! На двух постелях настоящим кружком сидели те, кому повезло, резались в карты, травили анекдоты или занимались не менее веселым занятием – перетягиванием одеяла. Ах да, совсем забыл о другом развлечении – толкании локтями, ожесточенном толкании. Это было заметно по тем «паданцам», что временами срывались со второго яруса – видно «созрели». Каждый раз после такого «созревания» в помещение врывался кто-нибудь из «благодетелей». Сразу же начинали наводить порядок, успокаивать, размещать, «согласно купленным билетам». После этого темное помещение на некоторое время погружалось в тишину. Как-никак – ночь, как-никак – отбой, и все спят. Почему? Потому что после команды «отбой» солдат должен спать, даже начинающий…

Ничто не вечно под луной, тем более ночь. Ночь, принесшая не отдых, но усталость. Большую часть отпущенного времени разглядывал потолок, временами дремал. Так и встретил два рассвета.

30 июня. Да здравствует старый, любимый газон! День начался по-старому. Ближе к обеду появился долгожданный «покупатель». Старший лейтенант. Получили обмундирование и «сухпай». Обмундирование потрясло. Отправились на Ж.Д. вокзал, а с него на поезд.

Сорок пять – баба ягодка опять.

Наконец-то хоть какое-то разнообразие! Приехал «покупатель»! Вот и началась служба. Едва успели съесть порцию баланды, порцию чисто символическую….

Стало ясно, что о нас вспомнили — построили и повели получать все необходимое обмундирование. Хмурый и вечно злой начальник склада (от себя ведь отрывает) начал спрашивать о размерах одежды и обуви, а затем выдавать. Процедура выдачи одежды прошла быстро, очень.

Добро пожаловать в действительность! Одежка оказалась не то чтобы в пору, а как придется. Любые попытки получить другую пресекались злобным рычанием – другого нет. Фортуна надо мной посмеялась! Иначе это не назовешь. Если обувь на мне каким-то образом держалась – сорок пятый вместо сорок третьего, то, что делать с одеждой, я не знал. Форма – настоящее чудо! Где они видели таких призывников, я не знаю? Вместо сорок восьмого, который был бы впору, я получил пятьдесят четвертый. В эту форму могли легко влезть два, таких как я! Не говоря о том, что длина штанов сантиметров на сорок было больше необходимой.

Подшивание одежды было ритуалом. Раздали по обрывку белой тряпки и по игле. Пришивали как придется, как получится. О подробностях умолчим.

Как только покончили с «облачением», несколько человек отправились получать довольствие, а затем нас ожидала отправка. Транспорт задерживался. И вновь: «Здравствуй, любимый газон! Мы к тебе вернулись. А, может быть, рано попрощались». Автобус все же подъехал, и мы покатили на вокзал в областной центр.

А на вокзале еще и еще сидели и ждали. Чего? Непонятно. Лейтенант постоянно одергивал: «Сидите ровно! Не бродите! Не разваливайтесь! Ведите себя прилично! Не позорьте мундир» (Очевидно, больше он боялся позора себе). Все же – ответственный!

Ближе к вечеру пришёл поезд. Строем нас повели на посадку.

Продолжение следует…

Николай Соловьёв