«Моя армейская Одиссея, или Дом, где меня нет» (Часть седьмая)
Часть первая
Часть вторая
Часть третья
Часть четвертая
Часть пятая
Часть шестая
Отдаю свои записи на суд читателю. Пусть читатель прочтёт их такими, какими они сложились несколько лет назад, в период моей армейской Одиссеи.
Сны об армии
«Шпроты в банке» по — армейски
Часто вижу повторяющийся сон.
Уже около часа тряслись на кочках и ухабах. На каждом толчке все – и те, кто сидел, и те, кто стоял, – взмывали в воздух, пытаясь ухватиться за что-нибудь. Больше всего повезло тем, кто, как я, оказался у самой кабины КАМАЗа. Те же, кто ехал со старшиной у сходен, на каждой кочке так и норовили потеряться по дороге. Старшина хватал таковых и втаскивал обратно в машину. Само «действо» он сопровождал яростной бранью на «безруких». В целом было очень весело.
Веселье шло полным ходом в течение поездки – с шумом и гамом. В глубине кузова все было несколько спокойнее. С одной стороны, травили анекдоты, с другой – шла неторопливая, почитай, философская беседа на тему: «Куда мы путь держим, где сейчас находимся и когда приедем на новое место». В основном философским аспектом интересовались товарищи, которые во время поездки могли лицезреть только бляху на ремне у соседа или же его спину. Адресованы эти вопросы «везунчиков» были тем, кто мог хотя бы в дыры, щели и зазоры тента КАМАЗа рассмотреть особенности местности.
Очевидно, водитель КАМАЗа раньше возил исключительно только дрова, поэтому он особо не заморачивался такими мелочами, как снижение скорости на поворотах или на особо «ровных» участках дороги. Сам «дрововоз» мог к ним хоть как-то подготовиться, не говоря о том, что он был пристёгнут. Мы же узнавали об ухабах в момент попадания на них. В один из таких особо «удачных», сказать откровенно, «счастливых» моментов нам на голову и свалилась железная перекладина сверху, которая до этого момента удерживала над нами тент. Момент потому «счастливый», что никого не прибило, не говоря о том, что после этого нам стало значительно удобнее падать головами на «крышку» нашей консервной «банки», в которой мы были набиты, как шпроты.
Всякое веселье подходит к концу. Окончилось и наше. КАМАЗ резко затормозил и почти «впечатал» нас в стенки кузова. Немного придя в себя после разудалой езды и не менее удалой остановки, мы начали разгружаться. По мере того, как пустел кузов, тент КАМАЗа начал сдуваться, пока окончательно не «рухнул» на головы последних «счастливцев». Оказалось, что не одна перекладина упала нам на голову, были и другие – всего их оказалось четыре штуки.
Волей судьбы я попал в число тех, кто покидал шпротную «банку» с последними пассажирами. Затем водитель долго спорил со старшиной насчет ремонта, ну, а нам – самым «везучим» пришлось еще и ремонтировать кузов. Понятное дело, что никаких инструментов у нас не было. Для реставрации пришлось чуток подпортить тент – порвали на завязки, ими же и привязали железки. На наше счастье, в это время «дрововоз» был очень занят «культурной» беседой со старшиной, перемежая «термины» отборной бранью. И в тот момент, когда водитель только начал входить во вкус «интеллигентной» беседы, он получил новость: всё исправлено.
Известие водителя не воодушевило. Он не стал утруждать себя, осматривать машину, только несколько раз подергал тент, на том и успокоился. Запрыгнул в кабину и скоренько укатил.
Мы все стояли на дороге в облаке пыли и смотрели вслед удаляющемуся КАМАЗу. Когда машина превратилась в точку, старшина, наконец-то скомандовал: «За мной!»
На новом месте
В походной армейской палатке, рассчитанной на двадцать человек, были размещены тридцать. В тесноте, да не в обиде. Но не в этом главная проблема. Всё дело портили нары и матрасы: первые – из горбылей, а вторые – слишком тощие. С утра поднялись и отправились на зарядку – месили пыль. В степи такое возможно, если несколько дней нет дождей. Из местных удобств – пара бочек с водой. В общем, все как всегда, по заведенному «порядку». После завтрака началось веселье, потому что собралась вся батарея: вчера некоторые были на технике – караулили, а теперь сменились. Наконец-то познакомились с начальством – прямым и непосредственным.
Дальше все согласно утверждению: «Солдат должен пахать». Вот и пахали. Окапывали палатку, переднюю линейку, с перерывами на еду. Интересно, как можно переварить «варево» наполовину с пылью (землей)? А если без шуток, то полевая кухня оборудована крайне просто – это была продуваемая, открытая всем ветрам палатка.
Последним гвоздем в «крышке гроба» полевой кухни стала мойка без проточной воды – «оборудованное место для того, чтобы солдаты мыли свои котелки после еды». В этом «чуде архитектуры» нашлась деталь, которая заставила улыбнуться, – емкость для моющего средства. Полезная вещь для отмывания посуды. А на деле там была все та же вода, ну разве что с парой капель этого самого средства. Нас постоянно «ускоряли»: нечего прохлаждаться, пора и за работу браться! А потом мы снова перекапывали пыль, так как оказалось, прежняя работа сделана не так. Хотелось спать.
«Эх, на новом месте – приснись жених невесте!» Но до спасительного сна было еще очень далеко!
Модистки и кружевницы
В качестве свободного времени после ужина нас ожидало традиционное мероприятие – подшивание. «Подшиву» выдали, как и обещали, вот только материал удивил: «кусок прохудившейся простыни», в два пальца шириной, похожей на бинт времен первой мировой, принесенный из тайных хранилищ.
Подшивали китель. Необходимо было пришить подворотничок, выкроенный как раз из предложенного фрагмента «батиста». На дворе уже стояли сумерки, а в нашей палатке было темно по другой причине: не позаботились об электричестве. Стало тоскливо: «на улице» ветер гонял пыль, и было очевидно, что белоснежный «батист» подворотничка не выдержит проверки. Новенькая «подшива» из разряда «чистой» очень быстро перейдет в разряд «просто чистой».
Натыкаясь в темноте на какие-то предметы, я пробрался в свой угол, где в личных вещах у меня была припасена специальная коробочка «для рукоделья». Я всегда старался оставить «дежурную» иголку с ниткой – для особого случая. И вот это случай наступил: началось подшивание на ощупь в полевых условиях. Понятное дело, военнослужащий должен быть готов к нестандартным ситуациям. А я и не смущался. Чтобы оборудовать рабочее место портного, я освещал спичкой пространство палатки – извел половину спичечной коробки. Уселся поудобней, изделие разложил на коленях.
В этот момент в голове завертелся мотивчик. Мне вспомнилась шуточная бразильская песенка пятидесятых, которую часто напевала моя бабушка, занимаясь шитьем.
Рио де Жане-е-йро! Чего же там только нет!
Там нет воды ни капли, а ночью света нет!
Там нет воды ни капли, а ночью света нет,
Воды нет в городе и нет в отеле –
И так, как правило, все дни недели.
За светом в лес пойду –
там светлячка я найду
И свой барак я освещу, как особняк!
Да, да, да!
Не знаю, сколько я так просидел, напевая веселую мелодию. Настроение было прекрасным! Шил я уверенно: иголка так и мелькала в моих руках! Конечно, я не надеялся на высокое качество подшивания кителя, но слаженная работа в трудных условиях и боевой настрой должны были привести меня к цели. В этот момент в палатку заглянул Андрюха. Оказывается, наши «старички» вспомнили обо мне «сиром портном». Андрюха попросил меня подшить китель.
Я немного поупрямился, а затем согласился помочь товарищу в трудную минуту. Пришлось мне вновь браться за иглу. На второй китель времени ушло поменьше: уже приспособился шить в потемках. Друг попросил передать ему «подшиву» наутро, перед построением. Удовлетворенный выполненной работой, я быстро заснул.
Пробуждение было не таким легким – сказывалась усталость вчерашнего дня. Я вспомнил про китель и решил рассмотреть свою работу при утреннем свете. То, что я увидел, крайне сложно было назвать шедевром портного искусства. Оно и понятно, на шедевр результат не тянул, но китель мой, мне его носить, и так сойдет.
Я вспомнил об андрюхином кителе. Время поджимало. Я быстро оделся, взял китель Андрюхи и побежал в сторону парка, где стояли все военные машины. У одной из них меня поджидал мой товарищ. Из люка машины показалась голова Дэна, нашего общего друга, он быстро схватил китель и сунул его в свой отдел, из чего я понял, что, на самом деле, китель принадлежал именно ему. А Андрюху он, видимо, попросил помочь выполнить «подшиву». Я стоял у машины и ждал своих товарищей, так как через минуту уже было построение. Вдруг я совершенно явственно услышал звуки, доносившиеся из люка – смех наполовину со всхлипываниями. Все помчались на площадку.
Всё бы хорошо, не будь одного «но»: на построении всё заведомо тайное стало явным. Вся батарея лицезрела подшитые кители. Созерцание сего «чуда» – подшитого кителя в моем исполнении – вызвало бурю эмоций! Дэн стоял в кителе с белым подворотничком, пришитым снаружи, и потому его китель резко отличался от остальных. Лицо сержанта помрачнело, и он завел с Дэном «душеспасительную» беседу.
Нетрудно догадаться: разговор шел о подшивании. После небольшой лекции сержанта у Дэна накопилось немало вопросов – не к сержанту, а к портному. Это по поводу моей «хорошей» работы. Дэн риторически воскликнул:
– Как ты мог такое сотворить? И, что самое главное, сотворить такое с моим кителем?
И хотя вопрос был риторическим, я все же ответил:
– Как умел, так и сделал.
– Правда? – спросил Дэн.
Я только кивнул в ответ:
– Вот как-то так…
Моя память не сохранила иных событий этого яркого дня. Помню, что я сам искал некие оправдания собственной невнимательности. Я все время мысленно повторял фразу из бразильской песенки:
За светом в лес пойду –
там светлячка я найду.
Но ведь я ни чем не виноват! Не объяснишь же сержанту, что в нашей степи нет никакого леса, в котором я мог бы «найти светлячка и осветить им свой барак, как особняк!» Есть армейский фонарик. А вот светлячка-то у меня как раз и не было…
Под эту бабушкину колыбельную я и заснул.
Николай Соловьёв