Россия.1912 год. 10 февраля. В центре  Санкт – Петербурга, на углу ул. Гороховой, 8 и Малой Морской, 13  (в другое время улиц  Дзержинского и Гоголя) в знаменитом ресторане «Вена» собрались литераторы, чтобы обсудить завтрашний выход в свет «нового искусства» — недавно зародившегося поэтического течения.

«Было холодно. Было тихо. Было темно. И только удары колокола где- то в далёкой выси отчеканили чётко десять певучих ударов.

Из – за крутого канала вынырнула звонкою прорезью сначала одна, потом другая, потом третья нарядная тройка… Первые сани, закутанные мехово, вихрили буйственно директора «Глашатая» И.В. Игнатьева – Казанского, Игоря Северянина, Жозефину Лемье и Олимпова,» – вспоминал один из участников собрания.

В девятом кабинете «Вены» уже шли горячие дебаты «вселенских эго – футуристов». На повестке – выход «на арену» эго – футуризма 11 февраля 1912 года. В это же время в восьмом кабинете ресторана уже сервировался стол по случаю празднования столь выдающегося  события.

– Внимание, – произнёс Олимпов. Зазвучала его поэза.

Тройка в тройке колокольной,

Громко, звонко пьяной тройке.

Колокольни колокольней

Колокольчик бойкой тройки.

В тройке тройка, пой как тройка,

Звонко, громко, пьяно, тройко.

Девятнадцатилетний директор «Петербургского глашатая», Иван Игнатьев, увлекавшийся современной поэзией, начал речь:

– Я буду краток. Все, здесь присутствующие, суть эго – футуристы, посему градация и грандизация скрижалей грядущего осознания искусства излишни, – я буду краток.

Солидарный с вселенским эго – футуризмом, я имею единый лишь подвиг – проведение к трону искусства правоспособной властительницы – Золушки, забытой и забитой по странной случайности Мачехой – Судьбой.

Итак, моё место у руля флагманского корабля эго – футуризма  – «Петербургский Глашатай». Завтра, 11 февраля 1912 года, мы выходим в открытое море».

Пока заявление «вселенского эго — футуризма» снимали для истории громоздкими фотографическими аппаратами сотрудники Буллы и Оцупа, руку директора и членов ректората Академии ( Игоря Северянина, Константина Олимпова ( К.К. Фофанова), Георгия Иванова, Грааль Аренского)  успели пожать постоянные посетители «Вены» — литературные знаменитости: Л. Андреев, Вяч. Иванов, А.И. Куприн, О. Мандельштам, Сергей Городецкий, К. Чуковский.

Затем эго – футуристы и гости отправились ужинать. А «редакционная семья провела в интимной беседе большую часть утра».

Кто эти «новорождённые» поэты, столь громко заявившие о себе?

Брошюры с «поэзами» распространялись не только в столице, но и через редакции провинциальных изданий – по российским городам и весям. Современники «серебряного века» в воспоминаниях утверждают, что ещё раньше, до описываемых событий, Лев Николаевич Толстой ознакомился с брошюрой Игоря Лотарева (будущего Игоря Северянина). Стихотворение «Хабанера II» вызвало у классика негодование. Самоирония Игоря Северянина осталась незамеченной. Самоиронию не замечали критики, репортёры, поэтому обрушивались на поэта с резкой бранью.

Между тем, Игорь Северянин в своём произведении «Пролог.  IVЭго — футуризм» (в третьем стихотворении (1909)) заявлял:

Не мне в бездушных книгах черпать

Для вдохновения ключи,  –

Я не желаю исковеркать

Души свободные лучи!

Я непосредственно сумею

Познать неясное земле…

Я в небесах надменно рею

На самодельном корабле!

Публика не заметила в третьем разделе «Громокипящего кубка» — «За струнной изгородью лиры» сильное лирическое начало, прорывающееся в строках «Интродукции» (Триолет):

 За струнной изгородью лиры

Живёт неведомый паяц.

Его палаццо из палац –

За струнной изгородью лиры…

Как он смешит пигмеев мира,

Как сотрясает хохот плац,

Когда за изгородью лиры

Рыдает царственный паяц!

Критика почему- то не заметила в разделе «I Сирень моей души» необычные образы в пейзажных стихотворениях, например, в «Октябре» И. Северянина.

Люблю октябрь, угрюмый месяц,

Люблю обмершие леса,

Когда хромает ветхий месяц,

Как половина колеса.

=========================================================================

Морозом выпитые лужи

Хрустят и хрупки, как хрусталь;

Дороги грязно – неуклюжи,

И воздух сковывает сталь.

Как бред земли больной, туманы

Сердито ползают в полях…

Публика охотно повторяла строчки «Это было у моря»(1910):

Это было у моря, где ажурная пена,

Где встречается редко городской экипаж…

Королева играла – в башне замка – Шопена,

И, внимая Шопену, полюбил её паж.

И совершенно серьёзно восприняла критика «вызывающе – пародийно» звучащие строки «с ярмарочным запевом» из раздела «II Мороженое из сирени»:

– Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!

Полпорции десять копеек, четыре копейки буше.

=========================================================================

Поешь деликатного, площадь: придётся товар по душе!

«Товар» действительно пришёлся «по душе» массовому читателю, по словам М.Латышева. Всё «живое» в «Громокипящем кубке» игнорировалось. Воспринималось только эпатажное:

Я, гений Игорь – Северянин,

Своей победой упоён…

Исследователи приводят мнение известного теоретика – стиховеда Георгия Шенгели: «Игорь обладал самым демоническим умом, какой я только встречал…И все его стихи – сплошное издевательство над всеми и всем, и над собой…Игорь каждого видел насквозь, непостижимым чутьём, толстовской хваткой проникал в душу, и всегда чувствовал себя умнее собеседника…» Корней Чуковский в рецензии на «Громокипящий кубок»(1914) отметил: «Ирония, претворённая в лирику, – здесь Игорь Северянин настоящий маэстро…»(По мнению К.Чуковского, поэзии Северянина близок такой художник, как Обри Бёрдслей).

В феврале 1912 года эго — футуристы обосновались в одном из кабинетов «Вены». Академия Эго — Поэзии активно утверждала принципы Футуро — поэзии, печатала новости о событиях «нового искусства». Поэты старались вести богемный образ жизни – всё у них было «оригинально и интригующе красиво». Осенью 1912 года Игорь Северянин покинул «Академию». Какое – то время эго — футуризм ещё существовал в новых формах (группа «Интуитивная ассоциация эгофутуризма», основанная И.Игнатьевым), с новыми яркими индивидуальностями, такими, как  Василиск Гнедов – поэт- авангардист. С уходом из жизни И. Игнатьева распались и группа, и издание «Петербургский Глашатай». Что же касается Игоря Северянина, то судьба поэта сложилась трагически после 1917 года. Двадцать три года длилась жизнь поэта в эмиграции (Эстония). В 1925 году в сб. «Чаемый праздник»  И. Северянин написал замечательные  щемящие строки:

                   О России петь – что стремиться в храм

                   По лесным горам, полевым коврам…

                   О России петь – что весну встречать,

                   Что невесту ждать, что утешить мать…

                   О России петь – что тоску забыть,

                   Что Любовь любить, что бессмертным быть! 

В обзоре автором использован материал: Ирошников. Ю. «Сконгломерировав актёров и поэтов…» (Ресторан «Вена»: из истории российской литературной богемы начала века) /Вступительная заметка и публикация Ю. Ирошникова. – Вопросы литературы. – 1993. – Выпуск V.- С.371 – 380; Латышев, М.Царственный паяц. Вступительная статья/ М.Латышев// Северянин И.Избранное /Вступ. ст. М. Латышева. – М.: ТЕРРА, 1999.- С.5 – 46 ; История русской литературы конца ХIХ – начала ХХ века: учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. В 2 т. Т.2 /  [Х. Баран, Н.А Богомолов, А.Г.Бойчук и др.]; под ред. В.А. Келдыша. – М.: «Академия», 2007.- С.289. 

Бедрикова Майя Леонидовна – доцент кафедры языкознания и литературоведения института гуманитарного образования, кандидат филологический наук, доцент.