«Терра Литература» публикует произведение сатирического писателя XVII века Сильвестра Медведева в рамках дискуссии на тему:

«Так о чём же рассказывает нам древняя русская литература?»

****

СИЛЬВЕСТР МЕДВЕДЕВ

СКАЗКА

Как у нас на селе заспорил Лука с Петром, сомутилася вода с песком, у невестки с золовками был бой большой: на том бою кашу-горюху поранили, киселя-горюна во полог полонили, репу с морковью подкопом взяли, капусту под меч приклонили. А я на бой не поспел, на лавочке просидел. В то время жили шесть братьев – все Агафоны, батюшка был Тарас, а матушка – не помню, как звалась; да что до названья? Пусть будет Маланья. Я-то родом был меньшой, да разумом большой. Вот поехали люди землю пахать, а мы шесть братьев руками махать. Люди-то думают: мы пашем да на лошадей руками машем, а мы промеж себя управляемся. А батюшка навязал на кнут зерно гречихи, махнул раз-другой и забросил далеко.

Уродилась у нас гречиха добрая. Люди вышли в поле жать, а мы в бороздах лежать; до обеда пролежали, после обеда просидели и наставили много хлеба: скирда от скирды, как от Казани до Москвы. Стали молотить – вышла целая горсть гречихи. На другой год батюшка спрашивает: «Сынки мои возлюбленные, где нам нынче гречиху сеять?» Я – брат меньшой, да разумом большой, говорю батюшке: «Посеем на печке, потому что земля та порожняя; всё равно круглый год гуляет!» Посеяли на печке, а изба у нас большая: на первом венце порог, на другом потолок, окна и двери бураном наверчены. Хоть сидеть в избе нельзя, да глядеть гожа.

Батюшка был тогда больно заботлив, рано утром вставал – чуть заря занимается и всё на улицу глядел. Мороз-то и заберись к нам в окно да на печку; вся гречиха позябла. Вот шесть братьев стали горевать, как гречиху с печи собирать? Я – родом хоть меньшой, да разумом большой: «Надобно, – говорю, – гречиху скосить, в омет свозить». – «А где же нам омет метать?» – «Как где? На печном столбе: место порожнее». Сметали большой омет.

Была у нас в дому кошка лыса: почуй она, что в гречихе крыса, бросилась ловить и прямо-таки о печной столб лбом пришлась; омет упал да в лохань попал. Шесть братьев горевать, как из лохани омет убирать? На ту пору пришла кобыла сера, омет из лохани съела; стала вон из избы бежать, да в дверях и завязла: таково-то с гречихи у ней брюхо распёрло! Задние ноги в избе, а передние на улице. Зачала она скакать, избу по улице таскать; а мы сидим да глядим: что будет! Вот как брюхо у кобылы-то опало, я сейчас в гриву ей вцепился, верхом на неё ввалился и поехал в кабак. Выпил винца, разгулялся добрый молодец; попалось мне в глаза у целовальника ружье славное. «Что, – спрашиваю, – заветное аль продажное?» – «Продажное». Ну, хоть полтину и заплатил да ружьё купил.

Поехал в дубовую рощу за дичью; гляжу, сидит тетерев на дубу. Я прицелился, а кремня-то нет! Коли в город за кремнем ехать – будет десять вёрст: далеко: пожалуй, птица улетит. Думаючи эдак сам с собою, задел невзначай полушубком за дубовый сук; кобыла моя рванула с испугу да как треснет меня башкой о дерево – так искры из глаз и посыпались! Одна искра упала на полку, ружье выстрелило и убило тетерева; тетерев вниз упал да на зайца попал; а заяц с горяча вскочил да что про меня дичины набил! Тут я обозом в Саратов направился; торговал-продавал, на пятьсот рублёв дичины сбывал. На те деньги и женился, взял себе славную хозяюшку: коли вдоль улицы пройдёт, всю подолом заметёт; малые ребятушки встречают, поленьями кидают. Не надо покупать ни дров, ни лучины; живу себе без кручины.