«Театр свёл меня с ума, сделал почти невменяемым. Возвращаясь домой по пустынным улицам… я останавливался на тротуарах, вспоминал великолепные речи актёров и декламировал, подражая мимике и жестам каждого».

Дорогие читатели! Литературный клуб «ТЕРРА ЛИТЕРАТУРА» предлагает обзор мемуаров «Страницы из моей жизни» великого русского оперного певца Фёдора Ивановича Шаляпина (1873–1938).

                                             Шаляпин Ф.И. Маска и душа. М.: Книжный Клуб Книговек, 2022. – 608 с. – (Литературные памятники русского быта)

   Фёдор Иванович Шаляпин, по словам В.В. Розанова, был настолько популярен, что попасть на концерт всемирно известного обладателя уникального баса было невозможно: «Вечно «билеты проданы» … мне привелось его услышать всего один раз в «Фаусте» (Мефистофель) <…> У Шаляпина царственное пение… Голос Шаляпина, скорее тон его – чрезвычайно благородный. В сущности, бас – грубая форма голоса. …Но у Шаляпина …вот это-то слияние необыкновенной силы с грациею тона, почти слияние баса с тенором в странной индивидуальности. <…> Задушевность русского пения брала своё, — хлопали, кричали «бис», «ещё» … «Ещё, Федор Иванович!» — и Фёдор Иванович пел.

Прекрасный «бог» Руси, — «бог» и эллинский, и былинный, весь – стройный, высокий, весь какой-то глубоко природный, не сделанный, а выросший – улыбался, был счастлив… И думалось, глядя на «всё» в нём: действительно, все русские давно переделались …во что-то международное и космополитическое; по крайней мире, переделались музыканты её, скульпторы её, артисты её… люди эстрады и сцены. А этот точно вышел из тёмного волжского леса, надел не идущий ему фрак… Мы слушаем и счастливы; а его «раздольная душа» тоже цветёт» (1913 г.).

Фёдор Иванович Шаляпин был из простой семьи. К 15 годам он попытался выступить на сцене, но потерпел фиаско. Он пишет: «Я был нелепо, как-то болезненно застенчив». Голос мальчика Шаляпина сформировался далеко не сразу: «Дома было очень плохо: отец пил «горькую» – теперь он напивался почти ежедневно; мать, быстро теряя силы, работала «подёнщину». Я продолжал петь в церковном хоре, но этим много не заработаешь. К тому же у меня ломался голос. Мне уж минуло 15 лет, и дискант мой исчез.

В хоре я уже не мог петь – окончательно потерял детский голос. Целыми днями, полуголодный, я шлялся по городу, отыскивая работу, а её не было. Выходил на берег Волги к пристаням и часами наблюдал за бойкой, неустанной работой сотен людей. Огромными лебедями приплывали пароходы. Крючники непрерывно пели «Дубинушку»:

Ой ли, матушка ты, Волга.

Ой, широкая и долга,

Укачала, уваляла,

У нас силушки не стало…

Волга очаровала меня, когда я увидел и почувствовал невыразимую спокойную красоту царицы-реки.

Эх, господа, если бы вы знали, какое унизительное чувство голод! Иначе смотрели бы вы на голодных людей, иначе бы относились к ним!

Выручал немного мой голос, постепенно превратившийся в баритон. Я ходил в какую-то церковь, где мне платили рубль и полтора за всенощную».

Федору Шаляпину приходилось буквально выживать: он переезжал по волжским городам в поисках заработка, пробовал даже работу грузчика – переносил тяжелейшие мешки с мукой.

Однажды Шаляпин оказался в Казани. «Мне уже минуло 17 лет. В Панаевском саду играла оперетка. Я, конечно, каждый вечер торчал там. И вот однажды какой-то хорист сказал мне:

– Семёнов-Самарский собирает хор для Уфы – просись!

Я знал Семёнова-Самарского как артиста и просто обожал его. <…> На сцене он держался, как рыба в воде, и чрезвычайно выразительно пел баритоном в «Нищем студенте» [оперетта австрийского композитора К.Миллёкера]:

 

Целова-ал гор-ря-чо-о,

Но ведь только в плечо!

 

Барыни таяли пред ним, яко воск пред лицом огня.

Семёнов-Самарский ласково спросил меня:

– Что же вы знаете?

Меня не удивило, что он обращается со мной на «вы», – такой барин иначе не мог бы, – но вопрос его испугал меня: я ничего не знал. Решился соврать:

– Знаю «Травиату», «Кармен».

– Но у меня оперетка. – «Корневильские колокола».

Я перечислил все оперетки, названия которых вспомнились мне, но это не произвело впечатления.

– Сколько вам лет?

– Девятнадцать, – бесстыдно сочинил я.

– А какой голос?

– Первый бас.

Наконец, он сказал:

– Знаете, я не могу платить вам жалованье, которое получают хористы с репертуаром…

– Мне не надо. Я без жалованья, – бухнул я.

Это всех изумило.

Все уставились на меня молча. Тогда я объяснил:

– Конечно, денег у меня никаких нет. Но, может быть, вы мне дадите что-нибудь.

– 15 рублей в месяц.

– Видите ли, – сказал я, – мне нужно столько, чтобы как-нибудь прожить в Уфе…

Один свидетель разговора, кавказский человек захохотал и сказал Семёнову-Самарскому:

– Да ты дай ему 20 рублей! Что такое?

– Подписывайтесь, – предложил антрепренёр, протягивая мне бумагу. И рукою, трепетавшей от счастья, я подписал мой первый театральный контракт.»

В Уфе семнадцатилетний Шаляпин вышел на сцену.

«Я был неимоверно худ. Впервые в жизни я надел трико, и мне казалось, что ноги у меня совершенно голые. Было стыдно, неловко. Когда хор позвали на сцену, я встал в первом ряду…выставил ногу впереди себя… Нога, выставленная вперёд, страшно дрожала…»

Интересен рассказ Фёдора Ивановича Шаляпина о том, как он оказался в Италии, по приглашению.

«Мы поехали в Варацци, местечко недалеко от Генуи, по дороге в Сан-Ремо, и зажили там очень скоро, рано вставая, рано ложась спать, бросив курить табак. Работа была для меня наслаждением, и я очень быстро усваивал язык, чему способствовали радушные, простые и предупредительные итальянцы.

Чудесная, милая страна очаровала меня своей великолепной природой и весёлостью её жителей.

Хозяин одного погребка рассказал мне о Милане и его знаменитом театре, с гордостью говорил, что каждый раз, когда он бывает в городе, то обязательно идёт в La Scala. Слушал я его и думал:

«Ах, если б и в Милане трактирщики так же любили музыку, как этот!»

………………………………….

Сделав костюмы, я отправился в Милан.

Директор La Scala, инженер по образованию, принял меня очень радушно, сообщил, что репетиции у них уже начались и что меня просят завтра же явиться на сцену».

«Начали репетицию с пролога.

Я вступил полным голосом, а когда кончил, Тосканини на минуту остановился и, с руками, ещё лежавшими на клавишах, наклонив голову немного вбок, произнёс охрипшим голосом:

– Браво!»

Служители театра ободряли Шаляпина перед выступлением:

– Не волнуйтесь, сеньор Шаляпино… Будет большой успех! Это верно! Мы знаем!

……………………………………………..

Начался спектакль.

Я дрожал, как на дебюте в Уфе…

У меня билось сердце, не хватало дыхания, меркло в глазах, и всё вокруг меня шаталось, плыло.

………………………………

Кто бывал в итальянских операх, тот может себе представить, что такое аплодисменты или протесты итальянцев. Зал безумствовал, прервав пролог посередине, а я чувствовал, что весь размяк, распадаюсь, не могу стоять…

– Идите, что же вы? Идите! Благодарите! Кланяйтесь! Идите!

… Стоя у рампы, я видел огромный зал, белые пятна лиц, плечи женщин, блеск драгоценностей и трепетания тысяч рук, точно птичьи крылья бились в зале.

Позже мне приходилось петь в Англии, Франции, Америке, в Монте-Карло…

В один поистине прекрасный день ко мне приехал С.П.Дягилев и сообщил, что предлагает мне ехать в Париж, где он хочет устроить ряд симфонических концертов, которые познакомили бы французов с русской музыкой в её историческом развитии. Я с восторгом согласился принять участие в этих концертах, уже зная, как интересуется Европа русской музыкой…

Мы начали концерты исполнением первого действия «Руслана и Людмилы», что очень понравилось публике. Потом я с успехом пел Варяжского Гостя из «Садко», князя Галицкого из «Игоря», песню Валаама из «Бориса Годунова» и ряд романсов с аккомпанементом фортепиано. Особенно нравилась … музыка Мусоргского».

Далее Фёдор Иванович Шаляпин рассказывает, как в Германии он увидел своими глазами кайзера Вильгельма.

После представления «Мефистофеля» кайзер Вильгельм пригласил актёров в ложу и заговорил с Шаляпиным по-французски:

«– Вы ведь русский артист? – обратился он ко мне…

– Да, артист императорских театров.

– Очень рад видеть вас у себя и восхищаться вашим своеобразным талантом… Вы поёте Вагнера?

– Только в концертах, опер его ещё не решался петь.

– А как относятся в России к этому композитору?

Я сказал, что его чтут и любят.

Кайзер взял футляр из рук какого-то высокого человека во фраке и вынул из футляра Золотой Крест Прусского Орла. Рено, Купер и режиссёр тоже получили ордена…»

В своей книге «Маска и душа. Мои сорок лет на театрах» Фёдор Иванович Шаляпин много внимания уделяет теории, сценическому мастерству. В главе III «Вдохновение и труд» он обращается к актёрам: «Первоначальный ключ к постижению характера изображаемого лица даёт внимательное изучение роли и источников, то есть усилие интеллектуального порядка. Я просто усваиваю урок, как ученик проходит свой курс по учебнику. Но это, очевидно, только начало».

 

Дорогие читатели! Рекомендуем замечательную книгу Ф.И.Шаляпина «Маска и душа» для семейного чтения!

 

 

 

 Материал подготовила Бедрикова Майя Леонидовна – к. филол. наук, доцент.