Дорогие читатели! Литературный клуб «ТЕРРА ЛИТЕРАТУРА» предлагает подборку избранных страниц из сатирического романа чешского писателя Я.Гашека «Похождения бравого солдата Швейка». В СССР было широко распространено издание 1956 года (с иллюстрациями непревзойдённого графика Йозефа Лады) «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны»

Почему Австро-венгерская империя, военная машина начала ХХ века, вместе с Германией и Италией выступившая против Франции, России и Англии, распалась? «Дорогой друг, — отвечает один из персонажей романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка», –  наблюдая всё это в масштабах нашей дорогой монархии, мы неизбежно приходим к заключению, что дело с ней обстоит так же, как и с дядей Пушкина. Пушкин писал, что его дядя – такая же дохлятина, что ничего другого не остаётся, как только «Вздыхать и думать про себя: / Когда же чёрт возьмёт тебя?»»

Неужели в своём знаменитом романе Я.Гашек так высказался о дяде из «Евгения Онегина», потревожив его мощи? Чтобы в этом убедиться, обратимся к чешскому шедевру мировой сатиры.

«Бравый солдат Швейк вошёл в мировую галерею сатирических образов…наряду с персонажами… «Записки Пикквикского клуба» Диккенса и «Современная идиллия» Салтыкова-Щедрина. Швейк стал нарицательным именем» (Д.Заславский).

                                             Ярослав Гашек. Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны / Пер. с чешского П.Богатырёва, с илл. Йозефа Лады. М.: Государственное издательство «Художественная литература», 1956. – 751 с.

****

ЯРОСЛАВ ГАШЕК

ПОХОЖДЕНИЯ БРАВОГО СОЛДАТА ШВЕЙКА ВО ВРЕМЯ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

Из части второй «На фронте», глава «Будейовицкий анабазис Швейка»

(в сокращении)

Ксенофонт, античный полководец, прошёл всю Малую Азию, побывал бог весть ещё в каких местах и обходился без географической карты. Древние готы совершали свои набеги, также не зная топографии. <…> Римские легионы Цезаря, забравшись (опять-таки без географических карт) далеко на север, к Гальскому морю, решили вернуться в Рим другой дорогой, чтобы ещё испытать счастья, и благополучно вернулись назад в Рим. Наверное, именно с той поры пошла поговорка, что все дороги ведут в Рим.

Точно так же все дороги ведут и в Чешские Будейовицы. Бравый солдат Швейк был в этом глубоко убеждён. <…> Он исчерпал уже весь свой запас солдатских походных песен и, подходя к Кветову, был вынужден повторить свой репертуар сначала: Когда в поход мы отправлялись, / Слезами девки заливались… [Далее рассказывается, как Швейк встретил старушку, которая расспросила его о целях его путешествия, выяснив, что солдат идет на фронт, «на войну эту, матушка, в полк, в  Будейовицы». На что старушка посоветовала пойти обходными дорогами через Радомышль, так как там «жандарм хороший, пропустит любого».  Дорога становилась всё опасней, так как у Швейка не было сопровождающих документов. Далее ему повстречались двое дезертиров, бежавших из своих полков, и бродяга, посоветовавший Швейку сменить военное обмундирование на штатскую одежду. Дорога привела солдата и бродягу в Страконицы, где Швейк разговорился со старым пастухом].

– Вот с ума спятил! Тянет его в Будейовицы, и все тут, – ответил за Швейка бродяга. – Ясно, человек молодой, без разума, так и лезет сам на рожон. Придётся взять его в учение. <…>

– Думаешь, в этом году не кончится? – спросил пастух. – Ты, парень, прав, долгие войны уже бывали. Наполеоновская, потом, как нам рассказывали, шведские войны, семилетние войны. Сами люди эти войны заслужили <…> Вот бог-то и прогневался на гордыню ихнюю непомерную… Не выиграет эту войну наш государь-император. Какой у народа может быть военный дух, когда государь не короновался…Уж, если ты, старая каналья, обещал короноваться, то держи слово!

Все занялись едой и скоро разлеглись в натопленной избушке на лавках спать.

Среди ночи Швейк встал, тихо оделся и вышел. На востоке всходил месяц, при его бледном свете Швейк зашагал на восток, повторяя про себя: «Не может этого быть, чтобы я не попал в Будейовицы!» <…> Но по несчастной случайности, вместо того, чтобы идти от Противина на юг – к Будейовицам, стопы Швейка направились на север – к Писеку. <…>

– Вот-те на! – вздохнул Швейк, – опять попал в Путим. Ведь здесь я в стогу ночевал.

Дальше он уже ничему не удивлялся. Из-за пруда, из окрашенного в белый цвет домика, на котором красовалась «курица» (так называли в Чехословакии государственного орла), вышел жандарм – словно паук, проверяющий свою паутину.

– Куда?

– В Будейовицы, в свой полк.

Жандарм саркастически усмехнулся.

– Вы идёте из Будейовиц! Будейовицы-то ваши позади вас остались. И потащил Швейка в отделение <…>

– Криминалистика состоит в искусстве быть хитрым и вместе с тем ласковым, – говаривал своим подчинённым местный вахмистр. – Орать на кого бы то ни было – дело пустое. С обвиняемыми и подозреваемыми нужно обращаться деликатно и тонко, но вместе с тем стараться утопить их в потоке вопросов.

– Добро пожаловать,солдатик, – сказал жандармский вахмистр Швейку, – присаживайтесь, с дороги-то небось устали. Расскажите-ка нам, куда вы идёте?

Швейк повторил свой рассказ о пути в Будейовицы.

– Вы, очевидно, сбились с пути, –улыбаясь, сказал вахмистр. –

Дело в том, что вы идёте из Чешских Будейовиц… Над вами висит карта Чехии.

– А всё-таки я иду в Будейовицы.

<…> Тут вахмистр пустил в ход последний козырь, с победоносным видом оглядываясь на подчиненных жандармов:

– Говорите ли вы по-русски?

– Не говорю.

<…> В соседней комнате вахмистр, возбуждённый сознанием своей победы, уверенно провозгласил, обращаясь к ефрейтору, потирая руки:

– Ну, слышали? Он не говорит по-русски! Парень, видно, прошёл огонь и воду и медные трубы. Во всём сознался, но самое важное отрицает. Завтра же отправим его в окружное, в Писек. …Видали, как я его утопил в потоке вопросов? И кто бы мог подумать! Выглядит дурачком. С такими-то типами и нужна тонкая работа. Посадите его пока что, а я пойду составлю протокол.

И с приятной усмешкой на устах жандармский вахмистр до самого вечера строчил протокол, в каждой фразе которого красовалось словечко «spionageverlachting» [Подозревается в шпионаже (нем.)]. <…>

– Но в данном случае мы имеем дело с редким исключением, – веско сказал вахмистр. – Это старший офицер, вероятно, штабной. Сами понимаете, что русские не пошлют сюда для шпионажа какого-то ефрейтора. Отправьте кого-нибудь в трактир «У кота» за обедом для него. А если обедов нет, пусть что-нибудь сварят. Потом пусть приготовят чай с ромом и всё пошлют сюда. И не говорить – для кого. Это военная тайна. А что он теперь делает?

– Просил табаку, сидит в дежурной. Притворяется совершенно спокойным, словно дома <…>

– … Такого человека нужно уважать, хоть он и враг, – сказал вахмистр. – Ведь человек на верную смерть идёт. Не знаю, смог ли кто-нибудь из нас так держаться? Небось каждый на его месте дрогнул бы, поддался слабости. А он сидит себе спокойно: «У вас тут тепло, и печка не дымит…» …

– Если бы у нас в Австрии все были такими энтузиастами!.. Но не будем об этом говорить. И у нас есть энтузиасты. Читали в «Национальной политике» о поручике артиллерии Бергере, который влез на высокую ель и устроил там наблюдательный пункт? Наши отступали, и он уже не мог слезть, потому что иначе попал бы в плен, вот и стал ждать, когда наши опять отгонят неприятеля, и ждал целых две недели, пока не дождался. Целых две недели сидел на дереве и, чтобы не умереть с голоду, обглодал всю верхушку ели: питался ветками и хвоей. Когда пришли наши, он был так слаб, что не мог удержаться на дереве, упал и разбился насмерть. Посмертно был награждён золотой медалью «За храбрость». <…> Ефрейтор привёл Швейка, и вахмистр, по-приятельски кивнув ему на стул, начал с вопроса, есть ли у него родители.

– Нету.

«Тем лучше, –  подумал вахмистр, – по крайней мере некому будет беднягу оплакивать»… — Вам нравиться в Чехии?

– Мне в Чехии всюду нравится, – ответил Швейк, – всюду мне попадались славные люди.

<…> Вахмистр помолчал, а затем опять перешёл к своей системе допроса:

– А что вы намерены делать в Будейовицах?

– Приступать к исполнению своих обязанностей в Девяносто первом полку.

Вахмистр отослал Швейка назад в дежурную, а сам, чтобы не забыть, приписал к своему рапорту в Писецкое окружное жандармское управление: «Владеет чешским языком в совершенстве. Намеревается в Будейовицах проникнуть в Девяносто первый пехотный полк.»

Вахмистр самодовольно улыбался [Далее вахмистр на всякий случай перечитал секретный циркуляр Главного Пражского жандармского управления с обычной надписью «совершенно секретно», как бы сверяя действия с указанием высокой инстанции].

Жандармский вахмистр рисовал в своем воображении картины одну пленительней другой. В извилинах его чиновничьего мозга вырастали и проносились отличия, повышения по службе и долгожданная оценка его криминалистических способностей, открывающих широкую карьеру.

Вахмистр вызвал ефрейтора и спросил его:

– Обед раздобыли?

– Принесли ему копчёной свинины с капустой и кнедликом. Супа уже не было. Выпил стакан чаю и хочет ещё.

– Дать! – великодушно разрешил вахмистр. – Когда напьется чаю, приведите его ко мне.

Через полчаса ефрейтор привел Швейка, сытого и, как всегда, довольного….

– Правда ли, что в России пьют много чаю? – начал вахмистр. – А ром там тоже есть?

– Ром во всём мире есть, господин вахмистр.

«Начинает выкручиваться, –  подумал вахмистр. –  Раньше нужно было думать, что говоришь!» И интимно наклонясь к Швейку, спросил:

–  А хорошенькие девочки в России есть?

–  Хорошенькие девочки во всём мире имеются, господин вахмистр.

«Ишь ты какой, – снова подумал вахмистр. – Небось решил путать следы!» –  и выпалил как из сорокадвухсантиметровки:

– Что вы намеревались делать в Девяносто первом полку?

–  Идти с полком на фронт.

<…> Швейк продолжал смотреть на вахмистра, который вертелся на стуле от радости и не мог больше сдерживаться, чтобы не вписать всё в рапорт. Он вызвал ефрейтора и приказал отвести Швейка, а сам приписал в своем рапорте: «План его был таков: проникнув в ряды Девяносто первого полка, он хотел просить немедленно отправить его на фронт; там он при первой возможности перебежал бы в Россию, ибо видел, что возвращение туда иным путём благодаря бдительности наших органов невозможно. <…>»

–  Господин вахмистр, Швейк просится в нужник.

–  Вам нужно в уборную? –   любезно спросил Швейка вахмистр. –  Уж не кроется ли в этом что-то большее?

–  Совершенно верно. Мне нужно по «большому делу».

–   Пойду с вами, Швейк. У меня хороший револьвер, семизарядный, абсолютно точно бьет в цель.

А ефрейтору он велел стать позади уборной и следить, чтобы арестованный не сделал подкопа через выгребную яму.

Уборная …уныло стояла посреди двора. Это был старый ветеран… <…>

Позже за разговорами по душам вахмистр со Швейком сидели уже, обнявшись, в жандармском отделении. Вахмистр сидел с остатками контушовки на дне бутылки … обнимал Швейка за шею, слёзы текли по его загорелому лицу, борода слипалась от контушовки. Он бормотал:

– Ну, признайся, что в России такой хорошей контушовки не найти. Скажи, чтобы я мог спокойно заснуть. Признайся, будь мужчиной!

– Не найти.

<…> Прежде чем свалиться в мундире на постель, он вытащил из письменного стола свой рапорт и попытался дополнить его следующим материалом: в переводе с нем. языка «Должен присовокупить, что русская контушовка… на основании параграфа №56…» Он поставил кляксу, слизнул её языком и, как был, глупо улыбаясь, свалился на постель и заснул мёртвым сном. <…>

Утром пришла бабка-служанка прибрать казённое помещение.

Вахмистр с трудом вспоминал вчерашние события.

Ефрейтор напомнил ему.

– А помню, – сказал вахмистр, как вы говорили, что мы против русских – сопляки, даже при бабке орали: «Да зравствует Россия!»

Вахмистр попросил у бабушки Пейзлирки распятие и свечи для молитвы, находясь в страшном волнении.

– Вы, бабушка, присутствовали вчера при этих событиях, таким образом, посвящены … в тайну. Это тайна государственная, вы и заикнуться никому не смеете. Даже на смертном одре…иначе вас нельзя будет на кладбище хоронить.

Ошеломлённая бабка Пейзлирка на цыпочках вышла …из жандармского отделения, … по дороге домой оглядывалась, чтобы убедиться, что это был не сон и она только что действительно пережила одну из самых страшных минут в своей жизни.

А что Швейк?

У вахмистра был для него еще один вопрос.

– Умеете вы фотографировать? Трудно ли фотографировать вокзалы?

****

Текст в сокращении подготовила Бедрикова Майя Леонидовна – к. филол. наук, доцент.